В далеком 98-ом году датчанин Ларс фон Триер своим фильмом «Идиоты» вызвал немало шума на Каннском фестивале. Он представил на суд зрителей историю о некой коммуне, выбравшей себе идеологию – идиотизм.  Несложно отгадать реакцию европейской интеллигенции, после того, как они увидели кино, в котором кучка образованных людей нарочно надевает на себя маску умственно отсталых - и то они  в кафе закатят сцену, а то и вовсе оргию устроят.

Теперь представьте, если всё то же самое адаптировать для русской действительности и показать на сцене. Если  учесть почти полное отсутствие гена толерантности в организмах наших людей, то это, пожалуй, сопоставимо с самоуничтожением.  Казалось бы, таких «идиотов» не найдётся. Но, к счастью, полна безумцами земля русская.  На смелый эксперимент по переносу этого сюжета на театральные подмостки решился Кирилл Серебренников вместе с труппой своего «Гоголь-центра». Правда, как выяснилось, дух датского идиотизма разительно отличается от идиотизма русского. Если у Триера это скорее психологический эксперимент, нацеленный на обретение внутренней свободы личности, то у Серебренникова это больше политическая провокация, вызов, брошенный постсоветскому обществу, которое никак не может привыкнуть к тому, что люди могут и должны быть разными.

Поэтому-то и начинается действие спектакля с заседания суда,  как бы сразу намекая зрителю, что в России  подобные  экспириенсы кончаются одинаково: унылая казенная мебель, решетка, и женщина в черной мантии с молоточком в руках.  Потом давящий своей серостью зал быстро трансформируется в такое же серое кафе, где самопровозглашенные идиоты впервые встречают Карину (Оксана Фандера). Словно девушка из зрительного зала, которая также не понимает, что за хаос происходит вокруг, она вдруг попадает в эпицентр этого содома. Под  содомом  надо понимать московскую квартиру – место обитания коммуны идиотов. Днем они устраивают беспорядки в бассейне или в церкви, а по вечерам продолжают плескать своей внутренней свободой дома. Паша, он же Г*вно, жжёт игрушечный Кремль,  гей-активист Куба устраивает фриковское шоу, Госпожа, зачехляя своё «полноватое»  тело в эротический пеньюар, просто домогается до всех подряд, а Пиксель превращается в аутиста и полностью уходит в себя. И только новенькая Карина, также как и зритель, недоумевая, смотрит на всё это и не понимает - почему эти свихнувшиеся  так пленят? То ли от того, что они свободны от всех предрассудков, то  ли от того, что со своим идиотизмом они оказываются умнее всех остальных.

Ум вообще в этом спектакле дело спорное. На деле оказывается, что и общество, притворяющееся нормальным, ничуть не лучше лжеидиотов, а во многом даже и хуже. Так фитнесс-инструктор, чьё занятие они сорвали, в суде параллельно с жалобами на вездесущих извращенцев не престает делать упражнения, которые настолько выели ей мозг, что от тела остался лишь железяка-тренажер, фальшиво заботящийся о здоровье нации.  Или история с мужчиной, оскорбившимся поведением провокатор в храме на улице Ленина. Он, как настоящий всепрощающий христианин, просит наказать виновников самым строжайшим образом. В репликах православного обиженного нетрудно узнать слова из не так давно гремевшего на весь мир дела о скандальной группе Pussy  Riot (несложно догадаться на чьей стороне Серебренников). В итоге он сам остается в дураках, испугавшись мести беса, якобы вселившегося в одну из героинь. И таких показательных сцен в спектакле, ещё как минимум три. Как лакмусовая бумажка, одни идиоты показывают истинный цвет идиотов других. Но только первые всё равно выглядят куда человечнее, чем вторые.

Другое дело проблема власти, также затронутая в спектакле. В этом случае достается и тем, и другим: человечным не выглядит никто. Власть, как всеразрушающий порок, поселяется в лидере коммуны Елисее, что в итоге становится одной из причин распада общества идиотов.  Куба даже решается на показательную акцию и обливает кислотой портрет известного нам всем представителя власти, за что в итоге поплатится собственной свободой, а тема человек-государство, благодаря этому, обретет новый виток развития.

Но не надо думать, что спектакль полностью политизирован. Чего только стоит удивительно трогательная история взаимоотношений Пикселя (Филипп Авдеев) и Маши (Ольга Добрынина). Здесь Серебренников идёт вразрез с Триером и заменяет постельную сцену  киношных прототипов нежным и нелепым танцем, с помощью которого девушка, неумело встав на пуанты, признается в любви юноше, старательно оберегающему её от падения. После ухода Маши из квартиры парень не то, что находит своего внутреннего идиота, а окончательно сходит с ума и в итоге остается нужным только заботящейся о нем Карине. Развитие образа этой героини вообще занимает отдельную линию в сюжете спектакля. Попав в коммуну  в предсуицидальном  состоянии, она оказывается единственным здравомыслящим человеком, никак непонимающим, зачем здоровым людям строить из себя душевнобольных? «Да затем, что сумасшедшие не умеют врать!» - отвечает ей Елисей и женщина приступает к поискам своего внутреннего честного идиота. Правда это оказывается не так легко, пока мучает ужасный груз прошлого. Она, булгаковская Фрида, убившая своего сына, - общество и даже семья от нее отвернулись. Только эти полоумные, как зовут их все, смогли принять её и сделать вновь счастливой. Прячась где-то в глубине души, её внутренний идиот выходит наружу только в финале спектакля, когда ей объявляется приговор, а она назло всем танцует «Умирающего лебедя» под Сен Санса.

И тут же на сцену в балетных пачках со всех сторон ринутся артисты из «Театра простодушных». Серебренников, как и Триер, создает свою  «Театральную догму 13» и запрещает лицедеям принимать цветы от зрителя. Вместо них это делают люди с настоящим синдромом Дауна. Искренне улыбаясь и хлопая зрителю в ответ, они с неподдельной благодарностью кланяются, и не остается никаких сомнений – вот, кто, действительно, не умеет лгать, вот,  кому не нужна власть, вот, кто не пытаясь казаться лучше, всегда будет умнее нас, ИДИОТОВ.

Автор: Пётр Филимонов