Михаил Горевой – российский актер, получивший известность на Западе благодаря съемкам в легендарной «бондиане - в серии «Умри, но не сейчас». В ноябре 2015 состоится мировая премьера нового фильма Стивена Спилберга «Шпионский мост», где Горевой сыграл одну из ролей. Кроме того, актер продолжает активно сниматься на родине. Что такое «телевизионный фаст-фуд», в чем заключаются особенности работы с западными коллегами и почему произошла забастовка английского профсоюза актеров, Михаил рассказал в беседе с MR.

MR: Вы начали сниматься в кино еще в советское время. После распада СССР возможности россиян, в том числе представителей актерской профессии, изменились. Стало возможным выезжать за рубеж и делать карьеру в любой точке земного шара. Дайте оценку произошедшим переменам. Как эти перемены повлияли на развитие киноиндустрии в нашей стране?
M.Г.: Советский Союз был закрытым государством. Культурное сотрудничество с другими станами осуществлялось в довольно ограниченном объеме. Преимущественно это были страны восточной Европы, а также Франция. Но в целом западный кинематографический ландшафт оставался недоступным для нас. Мы плохо знали зарубежное кино. И европейские, и американские новинки можно было увидеть только на специализированных, закрытых кино-показах. Впрочем, то, что допускалось к просмотру, все равно было каплей в море. Сейчас ситуация кардинально изменилась – любые кино новинки, любая классика - все в свободном доступе. Но изменился и зритель. С одной стороны, у него появились большие возможности выбора. С другой стороны, на него хлынул колоссальный поток низкопробного кино. И зритель растерялся. Сейчас мы, как бы горько это ни звучало, поглощаем в основном «телевизионный фаст-фуд». Это настоящая трагедия, поскольку «фаст-фуд» разрушает вкус. К сожалению, сегодняшний зритель считает, что «фаст-фуд» - это и есть кино, а задействованные в нем артисты – это и есть «звезды». За четверть века в корне уничтожено советское восприятие кино, которое основывалось, в первую очередь, на глубокомыслии. А сегодня у зрителя другие ритмы, другие темпы существования. Увы, моя профессия девальвируется. Остались, конечно, такие корифеи, как Валентин Гафт, Эльдар Рязанов… Дай Бог им здоровья! Но нынешнее молодое поколение не знает, например, кто такой Евгений Леонов или Евгений Евстигнеев. Сегодняшний зритель думает, что молодые артисты, снимающиеся в «пластмассовых» сериалах - актеры. Увы, друзья мои, многие из них никогда актерами не станут. Я несколько лет прожил в США. Там абсолютно такая же ситуация: массовость сознания и отсутствие вкуса.

MR: Насколько мне известно, в США Вы работали в школе Олега Табакова. По Вашим наблюдениям, на какую актерскую школу опираются в своей профессии американские звезды?
M.Г.: Когда я жил и работал в США, мы занимались не со студентами, а с уже сложившимися артистами. Это были такие курсы повышения квалификации. Могу с уверенностью сказать, что русская театральная школа – самая сильная в мире! Дело в том, что у американцев нет нашей «корневой системы», нет трехсот лет существования русского театра. Таких «корневых» систем в мире не много: русская, английская и французская. Немцы используют систему Станиславского, крайне уважают ее. Все, что касается театрального дела, им до нас далеко! Но то, что они делают в кино... Я даже не знаю, удастся ли нам вообще когда-нибудь дотянуться до их возможностей. В кино они волшебники!

MR: Почему Вы вернулись в Россию?
М.Г.: Я и не уезжал из России навсегда. В 1992 году я уехал на три года. Я был молодым и энергичным. Наша страна находилась в униженном состоянии. Мне не хотелось терять времени, и я решил посмотреть, как там люди живут. А уехать навсегда я никогда не стремился. Во-первых, я там не занимался актерским делом, а актер без сцены умирает. Во-вторых, мой настоящий зритель в России, и именно российский зритель питает меня энергетически.

MR: Вам довелось сниматься за рубежом и даже сыграть в «бондиане». Как за рубежом организована работа на съемочной площадке? В чем заключается основное отличие западных актеров от российских?
M.Г.: Прежде всего, в отношении к делу. Люди очень ценят свою работу, дорожат ей. Там не бывает, чтобы один человек вкручивал лампочку, а пятеро стояли рядом и давали советы. Каждый отвечает за свой участок работы. У нас на площадке, как правило, неразбериха, а там каждый чувствует себя маленьким винтиком, вкрученным в большой механизм, большое волшебство. Люди сами хотят работать. Их не надо заставлять, не надо помыкать ими. Недавно я снимался у Спилберга. Я был поражен: он ни разу ни на кого не повысил голос. Максимум, мог сделать тактичное замечание барышне, которая должна была ходить за ним с тексом, но постоянно опаздывала. Он доброжелательно предложил ей подходить к нему, как только она увидит, что он встает со своего места.

MR: Говорят, что на Западе русским актерам предлагают играть только русских. Так ли это?
M.Г.: Да, все верно, нам предлагают играть русских. А испанцам предлагают играть испанцев. Я, кстати, не видел, чтобы Антонио Бандерас играл немцев или американцев. В США огромное испанское комьюнити - целые штаты испаноязычные, огромные районы в том же Нью-Йорке. Им нужны свои герои. Поэтому появились Антонио Бандерас и Сальма Хайек. Я не вижу ничего плохого в том, что русскому предлагают играть русского. Я снялся в полутора десятках зарубежных картин и везде играл русских. Я даже надеюсь, что в Америке в ближайшее время появятся свои русские звезды.

MR: Сейчас вы снимаетесь у российского режиссера Сергея Знаменского. Как Вам работается с молодым режиссером?
M: С Сергеем познакомились случайно. Моя дочка сказала, что он блестящий мастер шоу-реалов. Это такое небольшое презентационное видео актера, где собраны отрывки из его работ. Своего рода визитная карточка. Мне нужен был шоу-реал и я обратился к нему. Он действительно довольно быстро справился с поставленной задачей. Тогда мы и подружились. Как-то он приехал в Москву из Лос-Анжелеса, пришел на мой спектакль и предложил мне сняться в его картине. Это короткометражка, имеющая перспективу вырасти в полный метр.

MR: Что это был за сценарий, что Вы согласились сниматься?
M: Сергей предложил очень хороший материал. Он был настолько необычен, что на него моментально отреагировал не только я, но еще и Максим Матвеев, Костя Крюков, Марина Александрова. Пока этот проект носит альтруистический характер. Но у него, бесспорно, блестящие перспективы. Это красивая история с глубокой философией. Это не «развлекушка», не пустышка. Это что-то, «царапающее» душу. И царапины эти останутся надолго. В этом состоит задача искусства - поражать зрителя, выводить его из состояния покоя.

MR: В картине Спилберга «Шпионский мост» сюжет основан на событиях 1960-х годов. Как Вы считаете, созвучно ли то время настоящему?
M: Безусловно. События, о которых идет речь, сейчас невероятно актуальны. Стивен Спилберг - абсолютный гений. Он чувствует это напряжение, эту вибрацию в воздухе. «Шпионский мост» - это история периода разгара «холодной войны». Сюжет основан на реальных событиях: обмене пойманного американцами русского разведчика Абеля на американского летчика Пауэрса, сбитого над Свердловском советскими ПВО. В картине много текстов, что называется, на злобу дня. Например, фраза «Следующая ошибка, совершенная нашими странами, может стать последней», увы, как нельзя лучше характеризует характер нынешних взаимоотношений между Россией и США. На мой взгляд, этот фильм - большой гражданский поступок Спилберга. Я очень рад, что мне посчастливилось быть причастным к его созданию, стоять рядом с американскими ребятами и кричать во всю глотку: «Остановитесь! Люди, опомнитесь!»

MR: В целом фильм получился «антироссийским»? Ведь так обычно бывает у американцев…
M: Русские у Спилберга - не дураки и не канонические злодеи. Русские - достойные во всех смыслах оппоненты. И, знаете, несмотря на напряженность и противоречия между нашими странами, я не почувствовал в отношении себя ни капли дискриминации. Люди, конечно, подходили, задавали вопросы. Но никто - ни словом, ни делом, - меня не обидел.

MR: Что скажете о Вашем коллеге по съемочной площадке, любимце женщин Томе Хэнксе?
M: Прежде всего, он выдающийся актер. У нас, актеров, внутри есть некий прибор, который четко распознает: «свой - чужой». Не нужно долго разговаривать. Чуть-чуть друг друга «прощупали» на площадке, и сразу понятно какого уровня перед тобой специалист. Том Хэнкс – артист высшей категории. При этом он абсолютно не эгоцентричен. Он веселый, интересный, глубокий человек. До упаду смешил нас своими рассказами, как он мультики озвучивал! Мы очень сдружились! Даже репетировали вместе.

MR: В западной киноиндустрии существует такое понятие, как «роялти». Расскажите, что это такое?
M: На самом деле я об этом давно не то что рассказываю - кричу! Это то, что позволило бы нашим артистам провести достойную старость и не умереть в нищете - как это случилось, например, с великим Михаилом Ивановичем Кононовым. Это печально, но у нас пальцев не хватит на руках и ногах, чтобы перечислить всех великих властителей дум, кто уходил в нищете и бесправии... Так вот «роялти» - это небольшой процент, который актеры получают за прокат своих работ. Мне повезло, я получаю от английского профсоюза актеров такие проценты. В то время, когда я снимался в «Джеймсе Бонде», английские артисты бились за то, чтобы получать «роялти», как их американские коллеги. И они забастовали. А поскольку нужно было снимать картину, продюсеры «Джеймса Бонда» сказали: «Все, ребята, мы согласны - кто у нас снимается, тому будем платить». Таким образом, я попал в профсоюз английских артистов и уже получаю «роялти» в течение тринадцати лет. Это невероятно повышает внутреннюю самооценку: ты много работал – и теперь получил возможность достойно существовать. Никакие фонды помощи, которые предлагает Никита Сергеевич Михалков, никогда не помогут. Все будет разворовано. И опять наши великие старики будут уходить в слезах и бедности. Это кошмар. Тем не менее, чтобы заставить наших продюсеров делиться, думаю, потребуется еще много времени…