все по-прежнему, будто ничего не случилось, хотя на самом деле понимает, 

что прошлое ушло безвозвратно, а будущее совершенно неопределенно. Она 

чувствует всю бесполезность своего существования, искусственность жизни, но 

не имеет внутренних сил, чтобы на что-то решиться.

– Господи, как это замечательно – заниматься делом, за которое могут убить или 

даже посадить в тюрьму. Господи, как бы я хотела сделать что-нибудь такое, за 

что меня могли бы посадить в тюрьму, но сделать что-нибудь нужное, ну хоть 

кому-нибудь. Чтобы мир вертелся вокруг меня. Пусть даже не быть актрисой, ну, 

может быть, просто учительницей… или деревом. Я хотела бы быть травой, землей. 

Я просто хотела бы быть. 

– Вы есть.

– Меня нет. 

Она, как и Вера Холодная, жертва, пассивно принимающая свои страдания. Но, 

несмотря на свою инфантильность и наигранность, она настоящая, подлинная, она 

полюбила единственного честного, смелого и сильного человека. Она, в отличие от 

всего своего окружения, может отличить глубокое, неподдельное от поверхностного 

и мелкого. 

Когда ее возлюбленный – оператор Потоцкий – приглашает на нелегальный просмотр 

съемок зверств белых, она воодушевляется и сразу спрашивает: «Как мне одеться?». 

Для нее одежда – единственное средство самовыражения, применения жизненных сил. 

На Ольге Николаевне мы видим шляпы с широкими опадающими полями, струящиеся, 

тонкие, текучие ткани, которые не сохраняют форму. Платья ниспадают с ее плеч безнадеж-

но печальными и уставшими складками, воланами, оборками. Все силуэты обволакивают, 

будто коконы, в которых нужно укрыться от мира, переждать, затаиться. Костюмы решены 

в основном в разбеленных, лиричных, приглушенных оттенках белого, лилового, серого и 

ванильного. А черные детали – как символ увядания и близкой трагической смерти. 

Не только костюмы, но и весь фильм строится на темпоритме модерна. Действие то замирает, 

почти останавливается, то мечется и волнуется, несется, как пустой неуправляемый трамвай, 

в финале фильма увозящий героиню в никуда, а точнее – в беспокойный XX век. 

Идеал женственности модерна – томная, медлительная, сомневающаяся, пассивно принима-

ющая свою судьбу героиня – сейчас не в моде. Сегодня все хотят быть в тонусе – подтяну-

тыми, энергичными, деятельными и уверенными в себе. Почему тогда на подиумах наравне 

с динамичными 80-ми мы видим драпировки, воланы, оборки, струящиеся ткани, oversize 

одежду, коконом обволакивающую фигуру, прозрачные белые платья? Может быть, потому 

что идеи модерна не так уж чужды нам? Мы, как и люди начала XX века, с оптимизмом 

воспринимаем технические новшества и бытовое удобство повседневной жизни. Также как и 

они, мы испытываем страх перед быстро меняющимся миром, иррациональными угрозами, 

терроризмом и экономической нестабильностью. Модерн от нас не так уж и далек.

| Melon Ric

h | 24 | 2017

67