безумно талантлив, искренен и непосредственен. А потом
был период, когда мы 18 лет даже не здоровались! Види-
мо, это произошло из-за премии «Ника», не отметившей
его фильм, к которой я в свое время имел отношение. Но
однажды Никита мне вдруг сам позвонил: «Ну, что мы, как
идиоты! Вить, у нас такое прекрасное прошлое!» И сейчас
мы в очень хороших приятельских отношениях, хотя в них
все же чувствуется некоторая дипломатическая дистанция.
MR: В чем, на Ваш взгляд, заключается основная
культурологическая проблема современного рос-
сийского кино?
В.М.: У нас модно, либо до смешного подражать аме-
риканским блокбастерам, либо снимать тяжелую муть,
какую-то беспросветную чернуху, провинциальный сред-
нерусский нуар. Алкоголики – наркоманы –чиновники –
оборотни в погонах – преступники... Зрителю не хватает
белого света в конце тоннеля, и жить неохота.
MR: В своей творческой судьбе Вы пережили две
метаморфозы: переход с пленки на цифру и сами из
сценариста превратились в режиссера. Насколько
органично произошло то и другое?
В.М.: Цифровая камера дает другую мобильность, проще
передвигаться, менять свет, не надо перезаряжать камеру,
перематывать пленку, тратить время. Зачем сопротивлять-
ся прогрессу? Что же касается виденья сценариста, стано-
вящегося режиссером, тут тоже появляется больше воз-
можностей. Ты видишь объемную динамичную картинку,
при этом не без горечи выбрасываешь то, что невозможно
снять по соображениям ограниченного бюджета. Кстати,
я не собирался становиться режиссером. Мне казалось,
что снимать кино – это хлопотное, нудное, невыносимое
занятие. И вдруг мне предложили сделать картину по
моей пьесе «Мужчины по выходным». Надо сказать, что
режиссура такая штука, что, если с первого раза от нее
не стошнило, потом ты подсаживаешься на это дело, как
на наркотик. Ты рвешься к камере и страшно завидуешь
коллегам, которые в данный момент что-то снимают.
MR: Подпитывает ли Вас литература? Что на
данный момент читаете?
В.М.: Вот как будто к вашему приходу снял с полки «Бе-
сов» Достоевского. Только сейчас могу в полной мере
оценить величие его гения. Тяжелый язык, местами без не-
обходимой редактуры. Зато Федор Михайлович обладал
особым провиденьем, как у святого, он писал, не любуясь
слогом и не приукрашивая его. Великая литература – это
не обязательно форма, язык, изящность слова, но это смыс-
ловой посыл, его глубина и откровение. Великий писатель
сродни демиургу, каковым и был Достоевский, и поэтому
именно сейчас мне очень важно его вновь перечитать.
Фото: Кирилл Клюев
| Melon Ric
h | 24 | 2017
23